 |
| Перенос груза польских репатриантов из советских ширококолейных вагонов в европейские узкоколейные на границе между СССР и Польшей, 1946 год |
Львов для украинцев значит меньше, чем для поляков. Украинцы имеют другие важные культурные центры”,— говорил польский экономист Оскар Ланге на встрече с советским руководителем
Иосифом Сталиным в Москве в мае 1944 года. В доказательство поляк рассказал, что у его родины есть пять культурных центров: Варшава, Краков, Познань, Львов и Вильнюс. И потерять два — Вильнюс и Львов — было бы, мол, очень тяжело. “Если Польше придется заплатить Львовом, это станет постоянным источником обиды и антисоветской агитации”,— заключил экономист.
Его слова Сталин проигнорировал. Хоть рациональное зерно в них было. Ведь, кроме научных степеней, Ланге имел богатый политический опыт. В довоенной Польше он четыре раза избирался депутатом парламента. В период немецкой оккупации эмигрировал в США, где преподавал в Чикагском университете и поддерживал тесные отношения с польским правительством в изгнании. В Москву Ланге прибыл как его полномочный представитель. Впрочем, как окажется позже, ученый был завербован советскими спецслужбами еще в начале 1940‑х.
 |
| Труппа популярного радиотеатра Львовская веселая волна во время войны выступала перед польскими солдатами, воевавшими на стороне антигитлеровской коалиции. С присоединением Львова к СССР артисты не смогли вернуться в родной город, и театр распался |
Великобритания как гарант территориальной целостности Польши должна была бы настоять на сохранении границ страны до начала Второй мировой войны. Однако позиция Лондона на всех переговорах с Москвой была скорее нейтральной. И это притом, что польские солдаты воевали в составе англо-американских подразделений в Европе и Северной Африке, а британское небо защищали 16 польских эскадрилий.
Глава правительства Польши в эмиграции Станислав Миколайчик тоже посетил Москву — в августе и ноябре 1944‑го. К тому времени Львов уже был в руках советских войск. Для польской делегации основным вопросом на переговорах в Кремле была судьба этого города. “Общественное мнение Польши никогда не согласится с потерей Львова в пользу России”,— заявил тогда Станислав Грабский, исполнявший обязанности министра иностранных дел.
Однако польские коммунисты во главе с Болеславом Берутом, которые тоже принимали участие в переговорах, поддержали план Сталина. Берут во время московской встречи в присутствии британского премьера Уинстона Черчилля провозгласил: “От имени польского народа мы просим включить Львов в состав СССР”.
После того как Красная армия полностью освободила Польшу от немцев, коммунистическая версия границ этой страны окончательно восторжествовала. На западе к ней присоединялись сильно разрушенные регионы Германии — Восточная Силезия с центром во Вроцлаве и Восточная Померания с портом Щецин. А вот довоенные восточные земли окончательно переходили СССР.
Оставалось лишь убедить этнических поляков покинуть города, в которых их предки жили много веков. Но с убеждением народных масс в СССР никогда не было особых проблем.
Подальше от рая
1 ноября 1944 года советская администрация Львова провела перепись населения города. За время войны оно сократилось — от 312 тыс. осталось менее половины. Поляков среди них было более 100 тыс.— почти 67 %. Украинцев — 26,4 %.
Симпатии львовян к Советам на тот момент были минимальны. В памяти оставались репрессии и высылки 1939–1940 годов. Не особо помог и творческий десант польских писателей-коммунистов, которые с первых дней присутствия советской власти во Львове развернули идеологический фронт. Чего только стоило письмо писательницы Ванды Василевской и публициста Альфреда Лампе к Сталину, в котором они предупреждали об антисоветских настроениях среди поляков.
 |
| В июне 1944 года комитет национального освобождения Польши, основанный коммунистами страны в Москве, издал манифест, которым провозгласил себя единственным органом исполнительной власти на освобожденной от немцев территории. Члены комитета активно отстаивали вхождение довоенных восточных польских земель в состав СССР |
Однако на львовян прокремлевское словоблудие действовало слабо. Их насторожили аресты более 17 тыс. подпольщиков из польской Армии Крайовой и сочувствовавших им. Это движение действовало на оккупированных немцами территориях, но после освобождения не планировало сотрудничать с советскими войсками.
Даже когда в феврале 1945‑го по радио сообщили о Ялтинской конференции, по результатам которой Львов безоговорочно переходил СССР, мало кто в городе спешил уезжать. София Левартовская, работавшая референтом в бюро репатриации во Львове, которое открылось в мае 1945‑го, вспоминала: “Сначала никто не торопился — думали, вдруг еще все изменится. Кому понравится прощаться с родным очагом, привычной жизнью и укладом, с предками на кладбищах. Потом в бюро стали регистрироваться за документами на всякий случай”.
В конце июля по Львову прошел слух о том, что Советы закроют границу, а поляков выселят в Казахстан или Сибирь. С утра до позднего вечера желающие покинуть город стали осаждать бюро репатриации. Давка в здании была такая, что в итоге оно лишилось дверей — их просто сняли с петель.
В самом бюро стояло всего несколько столов, за которыми работали по 12 сотрудников с польской и советской сторон. Не было даже телефона.
О советском начальстве бюро Левартовская писала: “Товарищ Булгаков был похож на Хрущева, майор Заплатин — человек без улыбки. Лишь однажды, когда в очередной раз пришлось работать до поздней ночи, они развезли на своем служебном авто женщин, сотрудниц бюро, по домам”.
 |
| В праздники над центром послевоенного Львова взмывал дирижабль с советской символикой, 1947 год |
Вслед за архиепископом город покидали исторические ценности. Польским дипломатам удалось выторговать у Советов панораму Рацлавицкой битвы 1794 года, в которой Тадеуш Костюшко разбил российские войска генерала Александра Тормасова. Вместе с ней власти Союза разрешили забрать старинные книги и антиквариат из дома меценатов Оссолинских. Зато запретили вывозить документы и артефакты, относящиеся к истории Украины, Белоруссии, Литвы и Турции.
Советская администрация первым делом старалась спровадить владельцев дорогой недвижимости. Последнюю национализировали без всяких компенсаций. Справки выдавали только тем, кто владел небольшими домами стоимостью до 25 тыс. руб. По этим бумагам репатрианты на новом месте должны были получить жилье или денежную компенсацию.
Ремесленникам выдавали еще и документы на оставленные ими мастерские с указанием кубатуры помещений. А крестьянам — на поля. Но лишь в том случае, если те были засеяны озимыми и урожай с них доставался новым владельцам.
Поляков депортировали из расчета 34 человека на вагон, потому из вещей многое взять не удавалось. Хотя поляки-селяне поначалу пытались забрать с собой скотину и сельхозинвентарь. В итоге на львовских базарах и даже прямо на вокзале в те дни можно было купить что угодно за бесценок.
С удивлением польские сотрудники бюро репатриации узнавали, что советская администрация не позволяла уезжающим взять кровать для больного. Зато за подписью уполномоченных чинов некоторые семьи увозили с собой, например, рояли.
Чужой город
Позже всех Львов покинули люди технических профессий, которые обеспечивали функционирование городской инфраструктуры — инженеры, механики, электрики, слесари. Советская администрация умышленно медлила с оформлением документов на отъезд таких людей. Дворники и сантехники и вовсе оставались доживать свой век в родном городе. Для “новых” львовян их навыки оказались жизненно необходимыми. Ведь в первой волне переселенцев — преимущественно военных, сотрудников спецслужб, судов, прокуратур — никто не мог поддерживать порядок во дворах и подъездах.
 |
| Открытие памятника Ленину в центре Львова в январе 1952 года. Монумент простоял до 1990‑го |
Но эти новые львовяне возненавидели город с первых дней. Получив паспорта и жилье, сельские жители уже не имели права вернуться домой. Они попадали в своеобразную ментальную ловушку. Все дома в городе им казались одинаковыми. Они путались в улицах. Не селились выше второго этажа, так как боялись высоты. Чувствовали постоянный дискомфорт из‑за ограниченности жилого пространства. Стеснялись лишний раз выйти на улицу из‑за бедной одежды или обуви. В некогда славившемся своими театрами Львове самым популярным развлечением стало кино.
Многие из крестьян-переселенцев не умели даже согреть воды в условиях городских квартир. Историк Галина Боднар, которая собрала более сотни воспоминаний о послевоенном Львове, описывает ситуацию, как одна из новых львовянок, пытаясь помыть ребенка, заставила всю семью набирать в рот холодную воду и таким образом повысить ее температуру.
После выезда поляков — к концу 1946‑го их осталось меньше 3 % — город некоторое время стоял полупустым. Новоприбывшие могли заселиться в любую квартиру. С опаской относились только к хорошо обставленным. Из них могли быстро выселить или даже арестовать.
Хотя коммунальщики-поляки покинули город позже всех, без них центр Галичины сразу же оказался на грани коллапса. Все началось с элементарных грабежей зажиточных квартир. Порой люди, называвшие себя представителями власти, конфисковывали у жильцов драгоценности или старинную мебель, после чего исчезали.
Администрация издала постановление о добровольной сдаче имущества бывших жильцов Львова на спецсклады. Оттуда вещи отправлялись вглубь СССР, реже — выдавались по необходимости новоприбывшим. Часто организации, переезжавшие в город, втихую и безнаказанно вывозили в неизвестном направлении львовскую мебель целыми вагонами.
 |
| При острой нехватке продуктов в послевоенном Львове власти не жалели денег на организацию советских праздников. На фото — салют в честь Дня победы, 1950‑е годы |
Во дворах, где некому было поддерживать порядок, месяцами скапливался мусор, который новые жильцы просто не знали, куда девать. Канализация в большинстве домов работала чисто условно, поэтому с приходом Советов в городе установился вездесущий смрад.
Новым жителям города пришлось пережить и культурный шок. Почти неразрушенный во время войны Львов очаровывал своей архитектурой. Старые дворники, хотя и не говорили на русском или украинском, были очень вежливыми, в отличие от советских вахтеров и уборщиц. Во многих львовских домах, даже вполне демократичных, лестницы были устланы ковровыми дорожками.
До сих пор в них на ступеньках остались металлические петли для прутьев, некогда закреплявших ковры. Однако советские люди не имели привычки носить галоши в слякотную погоду. Поэтому роскошь подъездов быстро обернулась грязью, а затем ковры с лестниц стали выбрасывать или их растащили ушлые жители.
Почти в каждой львовской квартире от прежней жизни остались камины или печи. Новоселы принялись их разбирать — а все из‑за того, что мало кто понимал, как чистить дымоходы.
Историки города соглашаются, что для первых поколений его новых жителей Львов так никогда и не стал родным. Тем не менее уже к концу 1945 года в городе проживало 186 тыс. человек — больше, чем во время немецкой оккупации. А к 1959 году львовян стало уже более 400 тыс.
Материал опубликован в НВ №27 от 31 июля 2015 года
.JPG)
